Палата была тесной, низкий потолок давил, штукатурка отслаивалась пластами. Слабый луч фонаря выхватывал облезшие стены с остатками надписей, что-то вроде списка дежурств или каракуль пациентов. Воздух здесь был спертый, сладковато-прелый, будто сам запах безумия пропитал камни.

Все сидели молча. Снаружи было тихо, но тишина эта чувствовалась не как покой, а как напряжённая пауза перед новым ударом.

Игорь наконец опустил камеру на пол.
— Если мы будем просто ждать, нас здесь не станет.

Лена прижала руки к коленям, вцепившись так, что побелели костяшки.
— Что ты предлагаешь?

— Мы должны понять, почему это место нас держит, — сказал он. — Не просто так мы всё это видим. Оно… копается в нас.

— В нас? — Марина вскинула голову. Её глаза были красными от слёз. — Думаешь, это шоу специально для нас?

— Да, — вмешался Серёжа неожиданно серьёзным голосом. — Оно знает наши страхи. И играет ими.

Лена глубоко вдохнула. Ей хотелось возразить, сказать, что всё это глупость, но в груди поднималась тяжесть. Она знала: Серёжа прав.

— Тогда, может, — тихо произнесла она, — мы должны… сказать. Признать. Всё то, что скрывали.

— Зачем? — Марина нервно засмеялась. Смех её прозвучал натянуто, почти истерично. — Чтобы оно поаплодировало?

— Нет, — ответила Лена твёрже, чем ожидала сама. — Чтобы оно не имело над нами власти. Если мы озвучим, если скажем друг другу правду — оно потеряет часть силы.

В палате повисла тишина. Все переглянулись.

Первым заговорил Серёжа.
— Ладно, — сказал он, усмехнувшись безрадостно. — Мне, может, легче всего. Я… я всё время делаю вид, что ничего не боюсь. Что я — душа компании. А на самом деле… — он замолчал, стиснув зубы. — На самом деле я боюсь остаться один. Меня всегда бросали. Родители, девчонки, друзья. Поэтому я шучу, орлю, чтобы меня хотя бы терпели. Но каждый раз внутри я думаю: завтра вы уйдёте, а я опять останусь.

Он откинулся к стене, закрыв глаза.
— Вот и всё.

На миг казалось, что ничего не изменилось. Но потом стены заскрипели. Будто здание слушало, впитывало его признание.

Марина поёжилась.
— Оно слышит.

— Пусть слышит, — глухо сказал Серёжа.

Марина молчала дольше всех. Наконец она подняла глаза.
— Ладно… — её голос дрожал. — Я… я всё время думала, что я никому не нужна. Я начинала блог, бросала, менялась. Всё ради того, чтобы кто-то заметил. Хоть кто-то. Я ненавижу себя, когда вижу, как другие растут, становятся популярными, а я… я всегда на обочине. И поэтому я пришла сюда. Я надеялась… что если я выживу, если я сниму хоть что-то жуткое, то люди наконец обратят внимание.

Слёзы потекли по её щекам.
— Но, кажется, я просто искала способ доказать, что я есть.

Трещина прошла по потолку, штукатурка осыпалась прямо рядом с ней.

— Оно радуется, — прошептала Лена. — Ему нравится, когда мы открываемся.

— Тогда что? Нам молчать? — спросил Игорь.

— Или говорить всё, — ответила Лена.

Игорь долго вертел камеру в руках, словно искал в ней ответ. Потом сказал:
— Я всегда притворялся, что мне плевать на людей, что я выше всех, что я делаю контент ради искусства. А правда в том, что я… завишу от внимания. Я живу ради цифр, ради комментариев. Если нет просмотров — я никто. И чем дальше, тем больше я чувствую: это не я веду блог, а блог ведёт меня. Он заставляет меня идти дальше, делать безумное. И я даже не знаю, кто я без него.

С этими словами камера мигнула сама по себе, экран засветился белым. Потом погас.

— Видите? — выдохнула Марина. — Оно прямо в вещах сидит.

Лена обняла себя руками. Она знала: теперь очередь за ней.

Она подняла взгляд, встречаясь со всеми.
— А я… боюсь себя. — Голос её был тихим, но ясным. — Все думают, что я спокойная, тихая, что я держу всё внутри. Но это не так. Внутри у меня… злость. Иногда такая сильная, что мне страшно. Я ненавижу, когда на меня кричат, когда меня унижают, когда мной помыкают. И я… я однажды чуть не ударила человека. Настоящего. И мне понравилось, что я могу причинить боль. С тех пор я боюсь, что однажды сорвусь и сделаю что-то непоправимое.

После её слов наступила тяжёлая тишина.

И тут за стеной раздался смех. Громкий, раскатистый, словно кто-то подслушивал весь разговор и теперь наслаждался.

Марина вскочила.
— Оно всё знает! Всё, чёрт возьми! Мы сами кормим его!

Серёжа схватил её за руку.
— Нет. Мы делаем правильно. Если мы сами называем свои страхи, оно не сможет использовать их против нас.

— Откуда ты знаешь?! — закричала она.

В этот миг дверь палаты медленно заскрипела. Никто её не трогал, но она распахнулась внутрь.

На пороге стояли тени. Высокие, бесформенные. Они не двигались, просто смотрели.

— Кажется, оно… хочет большего, — прошептал Игорь.

Все четверо прижались к стене. Тени шагнули внутрь, растекаясь по полу, как чернила.

Лена сжала фонарь, направив луч в центр. Свет дрогнул, но не разогнал тени.

— Мы должны держаться вместе, — сказала она. — Это единственный способ.

Они схватились за руки.

Тени остановились. Казалось, что стены снова прислушиваются.

— Ты уверена? — спросил Серёжа. — Что это поможет?

Лена кивнула, хотя внутри всё сжималось от ужаса.
— Да. Потому что если мы не сломаемся друг перед другом, оно нас не возьмёт.

И в этот момент в палате будто что-то изменилось. Давление спало. Тени замерли, а потом медленно растаяли.

На несколько минут воцарилась тишина.

— Кажется… — выдохнул Игорь, — мы выиграли раунд.

— Раунд, — повторила Марина с мёртвой улыбкой. — Но не войну.

Серёжа уткнулся лбом в колени.
— Оно всё равно найдёт способ.

Лена чувствовала, что он прав. Исповедь помогла им выстоять, но теперь больница знала их слишком хорошо.

И впереди ждало нечто страшнее признаний.